Начатое Россией в 2022 году широкомасштабное военное вторжение в Украину стало для Европейского Союза (ЕС) не только региональным кризисом безопасности, но и переломным моментом в его идентичности и стратегическом восприятии самого себя. Европейский порядок, основанный после окончания холодной войны на принципах мира, демократии, верховенства права и прав человека, столкнулся с фундаментальным вызовом. На протяжении десятилетий ЕС определял себя как «нормативную силу», предпочитая воздействовать на международные отношения посредством ценностной дипломатии, экономических инструментов и мягкой силы, а не военной мощи. Однако война в Украине ясно продемонстрировала пределы такого подхода, сделав необходимым глубокое преобразование Союза в военном, стратегическом и энергетическом измерениях, чтобы сохранить своё место в качестве геополитического актора.
Вторжение России устранило многолетнюю инерцию в архитектуре безопасности ЕС и побудило Союз к принятию быстрых и масштабных решений. Уже в первые месяцы войны ЕС впервые в своей истории направил смертельное вооружение через Европейский фонд мира, что стало символом выхода за пределы прежних нормативных рамок безопасности. Одновременно были предприняты шаги по увеличению оборонных расходов, развитию совместных военных возможностей и укреплению обмена разведданными между государствами-членами. Все эти меры ознаменовали переход от образа гражданской силы к статусу геополитического игрока.
Институциональную основу этого перехода закрепил документ «Стратегический компас Европы», принятый в 2022 году. Он переопределил внешнеполитическое и оборонное видение ЕС, восприятие угроз и способность к действию, нацелив Союз на более быструю, скоординированную и эффективную реакцию на глобальные кризисы. Документ подчёркивает, что ЕС должен взять на себя ответственность за собственную безопасность, сохраняя при этом отношения с НАТО и США в рамках взаимодополняющего сотрудничества. Таким образом, ЕС стремится к стратегической автономии, оставаясь частью трансатлантической системы безопасности.
Следует отметить, что напряжённость в трансатлантических отношениях во времена Дональда Трампа оказала косвенное, но глубокое влияние на трансформацию европейской безопасности. Политика «Америка прежде всего» и критика НАТО как «организации, где союзники не выполняют финансовые обязательства», подорвали доверие европейцев к гарантиям США. Резкие заявления Трампа в адрес Германии и Франции по поводу низких оборонных расходов усилили сомнения в надёжности американского покровительства. На этом фоне высказывание президента Франции Эмманюэля Макрона о «смерти мозга НАТО» символизировало ускорение дискуссий о стратегической автономии Европы. Таким образом, шаги ЕС по укреплению оборонного потенциала после войны в Украине во многом базируются на стремлении к независимости, зародившемся именно в этот период.
Преобразования внешней политики ЕС после начала войны касаются не только военной сферы, но и энергетики, экономики и политики расширения. Высокая зависимость от российских энергоресурсов выявила стратегическую уязвимость Союза, что сделало неизбежными шаги по диверсификации поставок, инвестициям в возобновляемые источники энергии и реорганизации внешних каналов снабжения. ЕС укрепил сотрудничество в энергетической сфере с Норвегией, Азербайджаном, США и странами Северной Африки, снижая зависимость от российского газа. В этом контексте роль Турции как энергетического коридора и её геополитическое значение в Восточном Средиземноморье существенно возросли.
Одновременно возобновилось внимание к расширению ЕС — в частности, к Украине, Молдове и странам Западных Балкан. Расширение теперь рассматривается не только как инструмент экономической интеграции, но и как стратегическое средство поддержания безопасности и стабильности. Это отражает переосмысление приоритетов внешней политики ЕС и начало нового этапа, где безопасность трактуется комплексно — и в военном, и в политическом смысле.
Тем не менее, Союз сталкивается с рядом структурных ограничений. Между государствами-членами сохраняются различия в восприятии угроз, во внешнеполитических приоритетах и оборонных стратегиях. Восточноевропейские страны предпочитают сохранять полную зависимость от НАТО, тогда как Франция и некоторые западноевропейские государства выступают за стратегическую автономию. Такая разобщённость ослабляет единство Союза на этапе реализации общих оборонных инициатив. Кроме того, требование единогласия при принятии решений ограничивает способность ЕС к оперативной реакции. Несмотря на определённую институциональную устойчивость, ЕС по-прежнему обладает ограниченным потенциалом в достижении стратегической автономии.
Все эти процессы демонстрируют необходимость и сложность перехода от нормативной к геополитической роли ЕС. Война в Украине показала, что Союз не может больше полагаться исключительно на дипломатические и экономические инструменты для обеспечения своей безопасности и стабильности. Однако милитаризация не должна вступать в противоречие с фундаментальными ценностями Европы. Европейская идентичность исторически основана на мире, солидарности и верховенстве закона, и чрезмерное усиление военного аспекта может вызвать критику в отношении отхода от этих принципов.
В заключение можно сказать, что война в Украине инициировала необратимую трансформацию внешнеполитической и оборонной идентичности Европейского Союза. Сегодня Союз стремится быть не только «нормативной силой», но и «стратегическим актором» в мировой политике. Долговременный успех этой трансформации зависит от способности ЕС укрепить внутреннее единство, реформировать процессы принятия решений и подкрепить стратегическую автономию конкретными политическими шагами. Осознав риски полной зависимости от внешних игроков, ЕС вступил в новую фазу — фазу, в которой он стремится выстроить собственную архитектуру безопасности, балансируя между геополитическими реалиями и своими ценностными принципами.
