Стратегическое партнерство между Соединёнными Штатами Америки и Израилем, особенно углубившееся после окончания холодной войны, представляет собой не просто традиционный военный альянс, основанный на военном сотрудничестве. Это — многоуровневый и долгосрочный проект, направленный на переустройство геополитического пространства Ближнего Востока. Эти отношения опираются на схожее восприятие угроз, координацию вмешательств в региональный баланс сил, совместную политику в области энергетической безопасности, поддержку экономических коридоров развития и стремление формировать международные нормы. В стремлении к глобальному лидерству США применяют стратегию создания управляемой нестабильности в ключевых регионах. Израиль, действующий в русле этой стратегии, играет роль «инженера стабильности» на Ближнем Востоке, совмещая функции военного форпоста и активного участника регионального переустройства.
В этом контексте Большой ближневосточный проект (БВП), выдвинутый в начале 2000-х годов, стал одной из первых структурных основ стратегического сотрудничества между США и Израилем, направленного на реорганизацию политических режимов и региональную экономическую интеграцию. Предусмотренные в рамках проекта преобразования напрямую совпадают как с перспективами безопасности Израиля, так и с энергетическими и геополитическими целями США. В последние годы эта стратегическая линия получила новое воплощение в инициативе «Коридор Давида» (India–Middle East–Europe Economic Corridor — IMEC), нацеленной на превращение Израиля в ключевой логистический, энергетический и торговый узел на пересечении Азии, Ближнего Востока и Европы. Таким образом, Израиль стал не только игроком, ориентированным на безопасность, но и одним из центральных компонентов коридоров экономического развития, а торговая и стратегическая карта Ближнего Востока начала перестраиваться в соответствии с общими интересами США и Израиля.
Роль «силового арбитра», которую США взяли на себя на глобальном уровне, на Ближнем Востоке нередко реализуется через практики смены режимов, поддержку внутренних конфликтов и акцентуацию этнических либо конфессиональных разломов. Основная цель этой стратегии заключается не только в обеспечении региональной стабильности, но и в перестройке баланса сил в международной системе. Израиль же находится в центре данного процесса и разработал концепцию безопасности, предусматривающую ослабление, раздробление или интеграцию соседних государств в западные политические системы. Региональное влияние Ирана через «шиитскую ось» рассматривается как приоритетная угроза как для США, так и для Израиля, а ограничение этого влияния считается стратегической необходимостью для долгосрочной безопасности Израиля.
Cоответственно, войны по доверенности, происходящие в таких странах, как Сирия, Ирак, Ливан и Йемен, следует рассматривать не только как результат местной динамики, но и как отражение стратегической координации между США и Израилем. Военные интервенции США, легитимируемые такими универсальными ценностями, как «демократия», «права человека» и «борьба с терроризмом», по сути являются геополитическими инструментами, направленными на перестройку региональных структур в соответствии с собственными интересами. В этом контексте между стратегиями Израиля, ориентированными на безопасность, и политикой США, основанной на ценностях, существует систематическая согласованность. Как видно, заявление канцлера Германии Фридриха Мерца на саммите G7 — «Израиль делает грязную работу в Иране за всех нас» — ясно демонстрирует, что западные акторы воспринимают Израиль как прокси-силу, ведущую скрытые операции в региональных конфликтах.
С другой стороны, еще одним определяющим аспектом стратегического партнерства между США и Израилем является энергетическая геополитика. Это сотрудничество, сформированное вокруг запасов природного газа в Восточном Средиземноморье, представляет собой прямую точку пересечения интересов США в энергетических ресурсах региона и стратегий Израиля по превращению страны в энергетический центр. Процесс интеграции природного газа, добываемого на таких месторождениях, как Левиафан и Тамар, в международные рынки осуществляется через энергетическую ось Греция-Южный Кипр-Израиль, поддерживаемую США и ЕС. Это энергетическое сотрудничество не только исключает Турцию из регионального энергетического уравнения, но и преследует три основные стратегические цели: ослабить потенциал Турции как энергетического центра, сохранить существующий статус-кво в кипрском вопросе и перестроить баланс сил в южном крыле Североатлантического альянса (НАТО).
В этом контексте проект трубопровода EastMed рассматривается как одно из наиболее конкретных проявлений упомянутой геополитической инженерии. Ведь этот проект является многоплановым стратегическим инструментом, который имеет не только экономические, но и политические и военные последствия. Здесь США используют энергетические маршруты для установления региональных связей и восстановления стратегического баланса, а Израиль в этом процессе занимает центральное место в сфере энергетической безопасности благодаря своему техническому потенциалу, дипломатическому влиянию и военному сдерживанию. Систематическое исключение Турции из этих проектов, борьба за баланс внутри НАТО, споры о морских зонах ответственности и в целом геополитическая конкуренция в Восточном Средиземноморье также имеют критические последствия. На фоне данных событий Турция предприняла шаги в рамках доктрины «Голубой отечество» и подписала соглашение с Ливией о морских зонах ответственности. Эти действия привели к появлению в регионе новой области стратегической конкуренции. Эта борьба в Восточном Средиземноморье стала не только борьбой за энергетические ресурсы, но и борьбой за региональное лидерство.
Еще одним аспектом стратегического партнерства является управление международным общественным мнением и формирование восприятия легитимности. Такие лозунги, как «западные ценности», «свобода», «демократия» и «борьба с терроризмом», используются в качестве инструмента для обеспечения международной поддержки действий Израиля на Ближнем Востоке, а США рассматривают эти лозунги как часть своей стратегии по установлению глобальной нормативной гегемонии. В этом контексте военные интервенции и политика безопасности Израиля неявно легитимируются в международном общественном мнении, а процессы трансформации в регионе формируются скорее в соответствии с геополитическими целями, чем с требованиями общества. Среди основных инструментов управления восприятием — медиа-инженерия, информационная война и психологическая война; одной из важнейших целей этой стратегии является, в частности, снятие палестинского вопроса с глобальной повестки дня. Процессы нормализации отношений с арабскими странами и новые альянсы, сформированные на основе противостояния Ирану, привели к тому, что Палестина была сведена к второстепенной роли на региональном уровне..
Учитывая все эти динамические процессы, стратегическое партнерство между США и Израилем не сводится лишь к пассивному союзу, направленному на сохранение существующего регионального статус-кво. Напротив, оно представляет собой активный и планомерный процесс перестройки, направленный на коренное преобразование политической, социальной и экономической структуры Ближнего Востока. Основная направленность этого партнерства заключается в преодолении классического понимания баланса сил, институционализации нового порядка в регионе и обеспечении долгосрочных интересов. В этом контексте стратегии, разработанные в отношении национальных государств Ближнего Востока, направлены не на обеспечение региональной стабильности, а на ускорение процессов, провоцирующих политическую и социальную фрагментацию.
Ослабление национальных государств не ограничивается лишь свержением режимов или разрушением центральной власти, но также сопровождается созданием глубоких разломов на основе этнической, конфессиональной и религиозной идентичности, что приводит к долгосрочной конфликтной динамике в обществе. Усиление негосударственных вооруженных группировок в Ираке и Сирии, дальнейшее ослабление конфессиональной политической структуры в Ливане и продолжающаяся гражданская война в Йемене могут рассматриваться как проявления этой стратегии на местах. США легитимизируют данный процесс с помощью нормативных дискурсов (таких как демократия, права человека, борьба с терроризмом), а Израиль находится в положении, позволяющем ему максимально использовать как безопасностные, так и дипломатические преимущества этих структурных распадов.
В центре процесса построения нового статус-кво находятся не только военное превосходство, но и геоэкономические факторы, такие как контроль над энергетическими ресурсами, торговыми коридорами и потоком информации. Новый порядок, который планируется создать в широком поясе от Восточного Средиземноморья до Индийского океана, переопределяет цепочки поставок энергоресурсов и трансформирует союзнические отношения. В этом контексте Израиль призван стать одним из центральных игроков не только в сфере безопасности, но и в сфере экономического развития и стратегической логистики.
Кроме того, эта новая структура предусматривает многоуровневую и гибкую архитектуру, которая пересматривает классическую архитектуру альянса. Процессы нормализации отношений с арабскими странами, Авраамские соглашения, проект Индийско-Ближневосточно-Европейского экономического коридора (IMEC) и EastMed демонстрируют расширяющийся характер этой многомерной стратегии альянса, которая охватывает не только дипломатическую сферу, но и области энергетики, торговли и технологий. Общей чертой этих инициатив является стремление сделать Израиль неотъемлемой частью региональной и глобальной системы, а также создать новую иерархию приоритетов, отодвинув на второй план такие исторические проблемы, как палестинский вопрос.
В заключение, сотрудничество между США и Израилем — это не просто классический союз, основанный на временных интересах. Речь идёт о долгосрочном стратегическом проекте трансформации глобального масштаба, подкреплённом нормативными рамками и принципами геополитического инжиниринга. Этот проект реализуется в многомерном формате посредством военных интервенций, инвестиций в энергетику, влияния СМИ, дипломатических контактов и формирования международных норм и направлен на завоевание прочного места как в региональной, так и в глобальной архитектуре власти. США и Израиль, являющиеся архитекторами нового порядка на Ближнем Востоке, таким образом претендуют не только на роль хранителей существующего порядка, но и на роль создателей будущего статуса-кво.
