Недавние события на европейском континенте указывают на критический период, в котором системы безопасности перестраиваются заново. Особенно геополитическая напряжённость, обострившаяся после войны России и Украины, испытывает на прочность коллективную обороноспособность Европейского Союза (ЕС), его институциональное согласие и стратегическое видение. В этом контексте участившиеся нарушения границ с помощью беспилотных летательных аппаратов (БПЛА), усилия Финляндии по созданию «дроновой стены» против России, дискуссии внутри ЕС по поводу механизмов принятия решений и оппозиционная позиция Венгрии вызывают вопрос: вступает ли Европа в процесс подготовки к войне? Ответ на этот вопрос зависит не только от военной или технологической готовности, но и от внутреннего единства ЕС, его способности к сдерживанию во внешней политике и союзнических отношений в международной системе.
Наиболее заметной проблемой последних недель в Европе стали растущие нарушения воздушных границ с помощью БПЛА на восточных рубежах. Беспилотники, зафиксированные в воздушном пространстве Польши, Эстонии и Румынии, активировали механизмы экстренного реагирования НАТО и серьёзно усилили обеспокоенность в регионе.[i] На самом деле эти нарушения не представляют собой столь прямую угрозу, как классические военные атаки, но выступают в качестве гибридного метода, испытывающего оборонительные рефлексы Европы. Эксперты подчёркивают, что чрезмерные реакции на подобные провокации могут повысить риск прямого столкновения с Россией, поэтому необходим сдержанный, но твёрдый подход.[ii]
В этом контексте на повестку дня выходит концепция «дроновой стены» как новой линии обороны, призванной обезопасить восточные границы Европы. Эта идея, разработанная при инициативе Финляндии, предусматривает создание масштабной сети радаров, систем радиоэлектронного подавления и сдерживающих технологий для выявления и нейтрализации подозрительных БПЛА. Определение министром обороны Финляндии этого проекта как «гонки со временем» ясно демонстрирует остроту и уязвимость, ощущаемые Европой в сфере обороноспособности.[iii]
Тем не менее проект дроновой стены содержит серьёзные технические и политические трудности. Во-первых, между странами-членами существуют большие различия в технологической инфраструктуре. Например, такие страны, как Германия и Франция, обладающие высокими технологиями, могут легче адаптироваться к подобному проекту, тогда как страны Восточной Европы не смогут внести равнозначный вклад. Во-вторых, обсуждается риск размещения оборонных систем вблизи густонаселённых приграничных районов. В-третьих, общая необходимость в финансировании и координации напрямую зависит от механизмов принятия решений на институциональном уровне ЕС.
Не следует забывать и о том, что ЕС пока отстаёт от Украины и России в плане технологий БПЛА и производственных мощностей. Украина, находясь в условиях войны, смогла наладить быстрый процесс инноваций, производя недорогие,[iv] но эффективные дроновые системы, в то время как Россия, особенно благодаря сотрудничеству с Ираном, развила крупномасштабные возможности для дроновых атак. ЕС же пока отстаёт в этой сфере и направляет усилия на новые инвестиции для укрепления сдерживания. Таким образом, военно-технологическое измерение можно трактовать скорее как «запаздывающее усиление обороноспособности», нежели как «непосредственную подготовку к войне».
Вторым основным измерением, формирующим стратегию безопасности Европы, являются внутренние институциональные динамики ЕС. Одной из самых обсуждаемых тем последних дней стало предложение отменить принцип единогласия и перейти к принципу квалифицированного большинства в процессах принятия решений. Особенно в таких чувствительных сферах,[v] как внешняя политика и оборона, право вето одного государства-члена делает действия ЕС менее эффективными. Однако наиболее жёсткое противодействие этому изменению проявил премьер-министр Венгрии Виктор Орбан. Орбан резко раскритиковал политику ЕС в отношении Украины, обвинив Брюссель в том, что он «втягивает Европу в войну», и даже попытался мобилизовать собственный народ вокруг этой риторики с помощью кампаний по сбору подписей. Венгерское вето наглядно показывает, насколько хрупкой является стратегическая целостность внутри ЕС. Ведь попытки Союза выработать общую оборонную политику часто буксуют из-за различий в восприятии угроз и внешнеполитических приоритетах стран-членов.
Таким образом, проблема ЕС заключается не только в технических вопросах принятия решений, но и в вопросе «воли к единству». Страны Балтии и Польша рассматривают Россию как «экзистенциальную угрозу», тогда как такие акторы, как Венгрия, предпочитают более осторожный подход.[vi] Это препятствует формированию единой политики безопасности ЕС. Хотя Европа и пытается предпринимать шаги в сфере обороны, отсутствие политической воли из-за институциональных разногласий тормозит этот процесс.
Третьим, и, возможно, самым критическим фактором, определяющим стратегию безопасности Европы, является напряжённость в отношениях с Россией. Гибридные методы ведения войны, энергетическая политика Москвы и её вторжение в Украину представляют собой прямую угрозу для ЕС. Участившиеся нарушения воздушных границ с помощью БПЛА рассматриваются не только как техническая проблема, но и как часть попыток России проверить безопасность Европы.[vii] Перед ЕС стоит два варианта: либо принять риск прямого военного столкновения с Россией, либо пытаться управлять напряжённостью с помощью усиления сдерживающих оборонных механизмов. На данный момент ЕС склоняется ко второму варианту — усилению сдерживания. Проекты вроде дроновой стены, укрепление военной мощи и повышение координации с НАТО — всё это элементы стратегии сдерживания. Однако нельзя забывать, что в плане военной мощи ЕС всё ещё в значительной степени зависит от США и НАТО. Европейские армии проходят процессы модернизации, но для развития независимой военной способности нужны долгие годы. В этом контексте нынешнее положение можно рассматривать как «меры обороны на случай возможного распространения войны на континент».
В свете всех этих событий утверждать, что Европа прямо готовится к войне, было бы преувеличением. Однако очевидно, что континент перестраивает свою парадигму безопасности и пытается укрепить обороноспособность. Нарушения с помощью БПЛА и дискуссии о приграничной безопасности ускоряют технологические инвестиции, в то время как вето Венгрии и политические разногласия внутри ЕС затрудняют выработку общей воли безопасности. Российский фактор же вынуждает Европу углублять политику сдерживания.
Таким образом, Европа сейчас выступает не как «актор, готовящийся к войне», а как «актор, пытающийся быть готовым к возможному конфликту». Однако в этом процессе ошибочные решения, провокации на границах или институциональные проблемы согласованности могут непреднамеренно разжечь искру конфликта. Главным испытанием для Европы будет способность создать коллективную стратегию безопасности, преодолевая внутренние политические разногласия и выстраивая оборону, способную сдерживать внешние угрозы.
[i] Sandor Zsiros, “Avrupa’daki İHA ihlalleri için uzman uyarısı: ‘Soğukkanlılıkla yanıt verilmeli’”, Euronews, https://tr.euronews.com/my-europe/2025/10/01/avrupadaki-iha-ihlalleri-icin-uzman-uyarisi-sogukkanlilikla-yanit-verilmeli, (Дата обращения: 03.10.2025).
[ii] Там же.
[iii] Shona Murray, “Finlandiya Savunma Bakanı: Rusya’ya karşı drone duvarı inşa etmek için zamana karşı yarışıyoruz”, Euronews, https://tr.euronews.com/my-europe/2025/10/03/finlandiya-savunma-bakani-rusyaya-karsi-drone-duvari-insa-etmek-icin-zamana-karsi-yarisiyo, (Дата обращения: 03.10.2025).
[iv] Там же.
[v] Sandor Zsiros, “Macaristan lideri Orban, ‘AB savaşa giriyor’ diyerek Brüksel’e karşı imza çağrısı yaptı”, Euronews,https://tr.euronews.com/my-europe/2025/10/02/macaristan-lideri-orban-ab-savasa-giriyor-diyerek-bruksele-karsi-imza-cagrisi-yapti, (Датаобращения: 03.10.2025).
[vi] Jorge Liboreiro, “AB’de ‘nitelikli çoğunluk’ önerisine Macaristan’dan veto”, Euronews, https://tr.euronews.com/my-europe/2025/10/03/abde-nitelikli-cogunluk-onerisine-macaristandan-veto, (Дата обращения: 03.10.2025).
[vii] Там же.
