Политический порядок Евразии в значительной степени был сформирован плотной сетью региональных организаций, возникших под влиянием России и Китая и функционирующих сегодня как стратегические инструменты, отражающие их силу. Две из этих организаций занимают центральное место: Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Обе структуры выходят за рамки простого экономического или политического сотрудничества и служат символическому и нормативному созданию независимого евразийского порядка, отличающегося от западных моделей. Россия и Китай в этом вопросе следуют разным стратегиям, которые частично дополняют друг друга, и частично конкурируют между собой. В то время как Россия акцентирует основное внимание на контроле политики безопасности и политической лояльности, Китай следует экономическому подходу, ориентированному на инфраструктуру, торговлю и создание прагматичных сетей.
ЕАЭС является продуктом усилий России по достижению гегемонии на постсоветском пространстве. Его цель- экономически привязать бывшие советские республики к Москве, отразить влияние западных институтов, таких как ЕС и НАТО, и установить новый порядок под руководством России. ШОС же возникла из многостороннего диалога по вопросам безопасности, который после распада Советского Союза сначала был сосредоточен на урегулировании пограничных споров, а затем превратился в всеобъемлющий форум по вопросам безопасности и экономической политики. В этой организации Россия и Китай номинально действуют как равные партнеры, но фактически имеют разные приоритеты. В то время, как Китай использует эту организацию для обеспечения региональной стабильности западных приграничных районов и надежности инициатив в области развития, Россия использует ее как площадку для демонстрации своей роли великой державы и поддержки своей концепции многополярного мирового порядка.
Обе организации отражают характер региональной структуры. Хотя эти режимы поддерживают региональную интеграцию на риторическом уровне, они не настроены передавать свои суверенные права наднациональным институтам. Эта ситуация приводит к ярко выраженному межправительственному формату, который ослабляет многосторонние механизмы принятия решений и выдвигает на первый план двусторонние переговоры. Поэтому такие институциональные структуры, как Евразийская экономическая комиссия, являющаяся постоянным исполнительным органом ЕАЭС, и региональные подразделения ШОС по борьбе с терроризмом, имеют ограниченные возможности для реализации своих полномочий. Многие решения, принимаемые в этих учреждениях, на практике в основном остаются на символическом уровне. Стабильность режима, препятствующая совместным усилиям по разработке политики, ослабляет политическую интеграцию на региональном уровне.
С момента окончания холодной войны Россия и Китай разработали различные модели регионального сотрудничества. Подход Китая основан главным образом на прагматических и экономических соображениях. Пекин стремится расширить свое экономическое присутствие в Евразии посредством таких проектов, как «Пояс и путь» (BRI), и с этой целью создать обширную транснациональную инфраструктурную сеть. В ответ на это, Россия действует в основном через более избирательную институционализацию и двусторонние соглашения, стремясь с помощью этой стратегии укрепить геополитическое лидерство в постсоветском пространстве. В этом контексте ЕАЭС не только способствует экономической интеграции, но и выполняет функцию буфера против сфер влияния Запада. Однако растущий экономический динамизм Китая и его глобальная экономическая сеть все больше сужают пространство для маневра Москвы в регионе и приводят к структурной напряженности в отношениях между двумя игроками. Этот асимметричный баланс сил формирует основные динамики регионального порядка в Евразии и ограничивает долгосрочную устойчивость совместных инициатив.
ШОС выступает в качестве важнейшего форума для координации политики безопасности между Россией и Китаем. Повестка дня организации сосредоточена на борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, то есть так называемые «три зла», а также на обеспечении стабильности режимов в государствах Центральной Азии. Вместе с этим, ШОС также представляет собой нормативную альтернативу западным архитектурам безопасности. Организация берет за основу такие принципы, как невмешательство во внутренние дела, уважение государственного суверенитета и сохранение культурного разнообразия. В этом направлении ШОС функционирует как форум, который ставит в приоритет не политическую открытость, а государственный контроль и стабильность режима. Следовательно, организация выступает не только в качестве субъекта политики безопасности, но и как идеологического носителя государственно-центричного понимания порядка.
В то же время внутренняя структура ШОС также формируется с учетом различных факторов. Присоединение Индии и Пакистана к организации, хотя и расширило ее геополитический охват, оно также принесло с собой исторические конфликтные линии, что затруднило разработку стабильной стратегической ориентации организации. Казахстан и Узбекистан же проводят многовекторную внешнюю политику, уделяя внимание не только отношениям с Россией и Китаем, но и с западными партнерами. Членство этих стран в ШОС носит избирательный и тактический характер, поскольку этот форум позволяет им повысить свою международную видимость, не привязываясь на постоянной основе к одной из великих держав.
В контексте китайской инициативы «Пояс и путь» ШОС выполняет две основные функции. С одной стороны, это стабилизирует условия безопасности, необходимые для инфраструктурных проектов Китая, а с другой стороны, предоставляет Москве возможность участвовать в процессе экономической реконструкции региона. Однако баланс сил между двумя участниками остается асимметричным. В то время как Китай берет на себя роль экономического двигателя и финансиста, Россия в большей степени выдвигается на первый план своей политической и военно-регулирующей функцией. Это разделение ролей, которое в 2010-е годы выглядело как взаимодополняющее, по мере того, как Китай начал расширять сотрудничество в области безопасности и проникать в традиционную сферу влияния России, постепенно превращается в скрытую конкуренцию.
Официально созданная в 2015 году ЕАЭС представляет собой наиболее амбициозную инициативу России построить новый региональный порядок в постсоветский период. Основу Союза составляет таможенный союз, целью которого является устранение торговых барьеров между государствами-членами и создание общего экономического пространства. Россия является доминирующей силой союза в экономическом плане. Она производит около 90% валового внутреннего продукта (ВВП) и использует это положение для создания механизмов контроля в области внешней политики. Напротив этому, более мелкие участники, такие как Беларусь, Армения, Казахстан и Кыргызстан, рассматривают союз в первую очередь как инструмент получения экономических выгод, в частности, привилегированного доступа к российскому рынку. Эти разные ожидания ослабляют политическую устойчивость ЕАЭС, и, несмотря на наличие наднациональных институтов, процесс принятия решений по-прежнему в значительной степени основан на межправительственном взаимодействии. Решения Суда ЕАЭС часто игнорируются, а национальные интересы превалируют над коллективными правилами.
Тенденция России использовать ЕАЭС в качестве стратегического инструмента внешней политики явно прослеживается и в ее международной позиции. Москва стремится повысить международную видимость союза и позиционировать его в качестве уравновешивающего фактора по отношению к западным структурам, заключая соглашения о свободной торговле с третьими странами, такими как Вьетнам, Сербия и Иран. Эта политика «мягкой гегемонии» дает России возможность обезопасить свое влияние без применения механизмов прямого контроля. Вместе с этим, с экономической точки зрения союз по-прежнему остается на уровне ограниченной интеграции. Внутренняя торговля союза составляет лишь небольшую часть общего объема внешней торговли России, а большая часть экспорта по-прежнему направлена на рынки Европейского союза и Китая.
Геополитическая конкуренция между Москвой и Пекином ставит государства Центральной Азии в двойственное положение. Эти государства, с одной стороны, пользуясь конкуренцией больших держав, пытаются получить финансовую помощь, инвестиции и гарантии безопасности, с другой стороны, их зависимость как от России, так и от Китая постепенно растет. Таким образом, их внешняя политика основана на осторожной политике баланса, сформированной вокруг цели сохранения стратегической автономии. В этом контексте Турция выходит на передний план как игрок, который усиливает влияние в регионе посредством культурных и языковых связей и приобретает все большее значение, особенно в Южном Кавказе. В результате в Евразии формируется многополярное поле силы, в котором одновременно конкурируют экономические, нормативные и политические модели безопасности.
Несмотря на свои институциональные слабости, ЕАЭС и ШОС играют центральную роль в регулировании регионального порядка. Эти организации предоставляют России и Китаю платформы, на которых они могут координировать свои интересы и распространять альтернативные восприятия порядка. Указанные «функциональные механизмы» характеризуются гибкостью; позволяя избежать глубокой интеграции, способствуют стабильности посредством договорных взаимозависимостей и институциональных процедур. Обе страны рассматривают эти механизмы как составляющие элементы многополярного мирового порядка, направленного на ограничение влияния западных институтов. Россия подчеркивает свою роль государства-гаранта в области безопасности, Китай же, используя экономические связи, стремится укрепить свое глобальное лидерство в долгосрочной перспективе.
Эта институциональная структура привела к появлению гибридной формы регионализма, которая не соответствует ни классическим процессам интеграции, ни западной либеральной системе. Эта конфигурация основана на прагматическом сотрудничестве между участниками, которые выдвигают на первый план не столько нормативные или демократические ценности, сколько общие интересы, такие как стабильность, безопасность режима и территориальная целостность. В результате сформировалась модель «интеграции», в которой политическая легитимность проистекает не столько из общественного участия, сколько из механизмов контроля, основанных на экономической эффективности и безопасности.
В долгосрочной перспективе устойчивость этой системы остается неопределенной. В условиях экономического баланса в пользу Китая и аспекта безопасности в пользу России, структурная асимметрия с нарастающей конкуренцией несет в себе потенциал еще большего углубления напряженности. Вместе с этим, вовлечение в регион внешних игроков, таких как Европейский союз, Соединенные Штаты Америки и Турция, посредством таких инициатив, как Global Gateway или C5+1, создает новые динамики, которые нарушают существующий баланс. Тем не менее, опыт Евразии показывает, что Россия и Китай способны создавать стабильные, но гибкие формы сотрудничества на основе баланса сил, ограниченной институциональной интеграции и нормативной однородности.
В целом, Евразия представляет собой лабораторию, в которой испытываются альтернативные модели порядка, в которых государства пытаются связать между собой суверенитет, стабильность и развитие, не принимая либеральных принципов. И ШОС, и ЕАЭС служат основными платформами, на которых Россия и Китай тестируют основы регионального порядка, за пределами Запада. Этот порядок, с одной стороны, создавая институциональную стабильность и ограниченный потенциал для сотрудничества, с другой стороны, характеризуется двойственностью (амбивалентностью), которая вновь порождает асимметрию сил и нормативные противоречия. Таким образом, Евразия представляет собой не полностью интегрированный и не полностью раздробленный регион, а скорее гибкую региональную сеть, в которой сотрудничество и конкуренция переплетаются, а интересы пересекаются.
