В период, когда конкуренция за энергетические ресурсы в Восточном Средиземноморье становится все более острой, подписание нового меморандума о взаимопонимании между Турецкой нефтяной компанией (TPAO) и Ливийской национальной нефтяной корпорацией (NOC), предусматривающего проведение сейсмических исследований, стало примечательным событием с точки зрения регионального баланса сил. Это сотрудничество Турции с Ливией рассматривается как естественное продолжение соглашения 2019 года о морских зонах ответственности в Восточном Средиземноморье, что, как и ожидалось, вызвало резкую реакцию со стороны Греции. Афинское правительство утверждает, что данное соглашение игнорирует морскую зону ответственности острова Крит и, следовательно, нарушает его суверенные права, и рассматривает этот вопрос не только как двустороннюю проблему определения границ между Турцией и Ливией, но и как многосторонний кризис, который должен быть решен на уровне Европейского союза (ЕС). В этом контексте премьер-министр Греции Кириакос Мицотакис вновь поставил вопрос о Турции как о «незаконном актере» на повестку дня саммита ЕС в Брюсселе.
Но почему Греция посчитала необходимым вынести соглашение, подписанное Турцией с Ливией, за рамки двустороннего вопроса и вновь включить его в повестку дня общей внешней политики ЕС? Одной из основных причин такого шага Афин является вероятность одобрения данного соглашения Палатой представителей Ливии, расположенной в Тобруке. Ведь такое одобрение будет означать не только техническую, но и политическую легитимность соглашения, что ослабит позицию Греции в вопросе морских юрисдикций. Кроме того, Греция действует из опасения, что региональный баланс сил в Восточном Средиземноморье может измениться не в ее пользу, и стремится ограничить рост влияния Турции в регионе. В этом контексте она предпочитает оказывать коллективное дипломатическое давление на Турцию, используя многосторонние и институциональные механизмы поддержки, предлагаемые ЕС. Кроме того, она стремится укрепить свои позиции в международном сообществе, выдвигая на официальных платформах ЕС свои утверждения о недействительности соглашения с точки зрения международного права.
Греция также стремится укрепить свои региональные альянсы, усиливая солидарность с такими региональными игроками, как Южный Кипр и Египет. Широкие морские зоны, охватываемые соглашением между Турцией и Ливией, напрямую противоречат интересам Греции и ЕС, поэтому стремление Афин защитить свои притязания на суверенитет и региональное господство является еще одним важным фактором, укрепляющим решение о вынесении этого вопроса на международные платформы. Все эти причины показывают опасения и расчеты, лежащие в основе стратегии Греции по оказанию давления на Турцию как в дипломатическом, так и в политическом плане, с привлечением ЕС к этому процессу. Однако эта ситуация демонстрирует не только то, как Греция использует инструменты внешней политики, но и то, насколько позиция ЕС в отношении Восточного Средиземноморья отклонилась от принципа нейтралитета.
Соглашение между Турцией и Ливией о делимиции морских зон и подписанное в рамках этого соглашения в последнее время соглашение о сейсмических исследованиях еще больше усугубили и без того напряженную геополитическую ситуацию в Восточном Средиземноморье. Это сотрудничество Турции с Национальной нефтяной корпорацией Ливии (NOC) вызвало резкую реакцию Греции, и вопрос был вынесен на уровень ЕС, став предметом политического давления. Однако данные события имеют не только дипломатические последствия, но и аспекты, которые необходимо тщательно оценить с точки зрения международного права.
Прежде всего, следует отметить, что соглашение, подписанное между Турцией и Ливией, является международным договором, заключенным двумя суверенными государствами на основе взаимного согласия. В рамках международного права такие взаимные соглашения между прибрежными государствами, особенно в отношении определения морских зон, считаются обычными и законными. Несмотря на то, что Турция не является участницей Конвенции Организации Объединенных Наций по морскому праву (КООНМП), это не мешает ей использовать свои права в отношении морских зон, вытекающие из международного права. Ведь статьи 74 и 83 КООНМП предусматривают, что ограничения континентального шельфа и исключительной экономической зоны должны устанавливаться на основе взаимного согласия и справедливых принципов. В этом контексте с юридической точки зрения трудно утверждать, что соглашение между Турцией и Ливией с технической точки зрения противоречит международному праву. Кроме того, действительность соглашения соответствует нормам международного права, поскольку оно основано на принципе защиты суверенных прав сторон и установлении границ на основе взаимного соглашения. Таким образом, юридическая действительность соглашения должна оцениваться, в частности, на основе согласия соответствующих сторон и уважения их суверенных прав. Вместе с тем, возражения других государств региона являются отражением политических и геополитических аспектов соглашения и должны рассматриваться отдельно от вопроса о его юридической действительности. В этом контексте соглашение между Турцией и Ливией должно рассматриваться как законное соглашение в свете норм международного права.
Однако основной возражение Греции против этого соглашения заключается в том, что при определении морских зон ответственности острова Крит не был в достаточной мере учтен, и это нарушает ее суверенные права. Однако в контексте международного права вопрос о том, могут ли острова создавать морские зоны ответственности, не считается абсолютным и неограниченным правом. Напротив, в прецедентах Международного Суда (МС) и других международных судебных органов морские зоны ответственности островов могут ограничиваться с учетом таких факторов, как географическое положение островов, их размер и права прибрежного государства на континентальный шельф и исключительную экономическую зону. В этом контексте юридический аргумент Турции о том, что «острова, удаленные от материка, имеют ограниченную способность формировать континентальный шельф», является не только политическим заявлением, но и имеет прочную основу в международном праве. Таким образом, при определении морской зоны ответственности острова Крит необходимо провести сбалансированную оценку с учетом географического положения этого острова и суверенных прав других государств.
Попытки Греции вовлечь ЕС в этот процесс показывают, что вопрос перестал быть чисто техническим юридическим спором и превратился в политическую кампанию. На саммите ЕС в 2019 году соглашение между Турцией и Ливией было открыто отвергнуто, и в 2022 году эта позиция была подтверждена аналогичными заявлениями. Однако позиция ЕС в этом вопросе не имеет юридической силы. Дело в том, что ЕС не обладает ни судебной властью, ни прямыми полномочиями по принятию решений в таких вопросах, как морские зоны ответственности, суверенитет и международное право. Позиция ЕС в данном случае сводится к тому, что он занимает политическую позицию в пользу одного из своих государств-членов, Греции. Таким образом, Греция, находясь в ситуации ограниченной правовой легитимности, стремится использовать институциональный вес и политическое влияние ЕС для создания более широкого механизма давления на Турцию. Эта ситуация показывает, что политика ЕС в Восточном Средиземноморье все больше формируется в соответствии с узкими интересами государств-членов и отходит от принципа нейтралитета.
В этой связи возникает вопрос: «Не может ли Турция, как суверенное государство, заключать соглашения с Ливией?» Конечно, может. Согласно Венской конвенции о договоре, договор связывает только стороны и не создает прямых прав или обязанностей для третьих стран. Соглашение между Турцией и Ливией полностью соответствует этому правилу. Тогда в чем причина столь резкой реакции Греции? Ответ кроется не столько в юридическом содержании этого соглашения, сколько в его стратегических последствиях. Ведь это соглашение позволяет Турции четко определить свои морские зоны ответственности в Восточном Средиземноморье и усилить свою способность противостоять «свершившимся фактам», которые могут возникнуть в регионе. Греция же рассматривает этот шаг Турции как событие, сужающее ее пространство для маневра в энергетическом уравнении в регионе.
Параллельно с этим привлекают внимание усилия Греции по препятствованию участию Турции в таких проектах ЕС в области обороны, как «SAFE (Действия по обеспечению безопасности в Европе)». Хотя открытие фонда SAFE для третьих стран технически возможно, для реализации этого участия требуется единодушное одобрение всех государств-членов ЕС. Эта ситуация позволяет Греции, как государству-члену, играть блокирующую роль, используя право вето, особенно в процессе интеграции в оборонную архитектуру ЕС такого государства, как Турция, которое является страной-кандидатом. Таким образом, Греция заняла стратегическую позицию, направленную на ограничение влияния Турции не только в вопросах морских юрисдикций и энергетических ресурсов, но и в контексте общей оборонной и безопасности политики ЕС. Эта стратегическая позиция показывает, насколько расширился охват геополитической конкуренции в Восточном Средиземноморье. Борьба за энергетические и морские границы постепенно превратилась в многомерную конкуренцию, охватывающую также региональную политику безопасности и обороны. Участие Турции в оборонных проектах ЕС, таких как SAFE, означает укрепление регионального военного сотрудничества и упрочение ее позиций на международной арене, что усиливает опасения Афин по поводу возможного изменения существующего баланса сил в пользу Турции. В этом контексте можно сказать, что попытки Греции наложить вето выходят за рамки чисто юридического или дипломатического вопроса и являются конкретным проявлением борьбы за региональное влияние в сфере обороны и безопасности.
В результате, соглашение, подписанное между Турцией и Ливией, основано на прочной основе с точки зрения соответствия международному праву и, в частности, в соответствии с решениями КООНМП и международных судебных органов, отражает право прибрежных государств на взаимное согласие в отношении ограничения. Это соглашение четко отражает стремление Турции защитить свои стратегические интересы в отношении морских зон в Восточном Средиземноморье и установить правовой и дипломатический баланс в противовес одностороннему статусу-кво, который пытаются создать в регионе. С другой стороны, реакция Греции на это соглашение в значительной степени определяется не юридическими соображениями, а региональным балансом сил и геополитическими интересами. Претензии Афин на морские зоны и суверенитет не находят полной поддержки в нормах международного права, но должны рассматриваться как отражение региональной конкуренции и политики безопасности.
Позиция ЕС по этому вопросу формируется не столько на основе беспристрастной юридической оценки, сколько в контексте политической солидарности между странами-членами и общих стратегических интересов. ЕС не обладает прямой юрисдикцией в вопросах, подпадающих под международное право и затрагивающих суверенитет государств, таких как морские зоны, но действует как механизм защиты политических интересов стран-членов. В этом контексте критика ЕС в отношении соглашения между Турцией и Ливией должна рассматриваться в основном как позиция, отражающая политические опасения Греции и других государств-членов.
Турция предпринимает эффективные и законные шаги в Восточном Средиземноморье как на основе международного права, так и на дипломатических платформах, проводя многостороннюю стратегию по защите и расширению своих интересов в регионе. Неизбежно, что эта стратегия вызывает резкую реакцию на политическом уровне. Ведь борьба за власть в Восточном Средиземноморье формируется не только на основе юридических текстов, но и на основе геополитических интересов, исторической конкуренции и региональных альянсов. Однако эти политические реакции и возражения не умаляют юридической легитимности шагов, предпринимаемых Турцией, а наоборот, подтверждают, что Турция является эффективным и определяющим игроком в регионе и имеет право голоса в вопросе о границах морских зон ответственности в Восточном Средиземноморье. В этом контексте для достижения постоянного решения большое значение имеет продолжение переговоров между сторонами на основе международного права, взаимного согласия и диалога.
